Именем закона. Сборник № 2 - Игорь Гамаюнов

Было мгновение, когда Хожанов заколебался, и сомнение в крушении умственных способностей пришло неотвратимо, как сверкнувший в руках палача топор, но он тут же прогнал сомнение. Нет, с головой все в порядке, и фраза Виктора Сергеевича — или как его там — подтверждала это… Просто его пытались вернуть к реалиям и делали это пока в рамках приличий, снова и снова стремясь убедить в том, что затея опасна, вредна и в то же время — есть еще пути отхода, стоит только захотеть…

И все же — почему они не попытались покончить с ним? Ведь понимают: намерения его серьезны и опасны.

Здесь была странная, неразрешимая загадка.

— Нет… — протянул Хожанов. — Зачем ножки бить… Могила доктора мне известна… и потому не нужна. А то, что мне нужно, я найду…

Он направился к дверям и толкнул, они не поддались, он нажал сильнее и вдруг понял, что двери заперты.

— В чем дело?

Оглянулся и замер в ужасе: по лицу Виктора Сергеевича текли, переливаясь с шеи на пиджак, фиолетовые чернила, бутылку он держал над головой. Не веря глазам своим, Хожанов посмотрел на регистраторшу: она как ни в чем не бывало продолжала водить шариковой ручкой…

Закончив поливать себя чернилами, Виктор Сергеевич ловко швырнул пустую бутылку в закрытое окно, с грохотом полетели стекла, и только теперь, не отрываясь, впрочем, от листка, заорала диким голосом конторщица: «Убивают, помогите!» И Виктор Сергеевич, дружелюбно улыбаясь, подтянул тоненько: «По-о-о-омо-ги-те-е-е-е…» И уже не от размалеванной его физиономии и улыбающегося рта стало неуютно и даже страшно Хожанову, а от этого нарочито тоненького, почти детского голоска…

Налег на дверь, пытаясь высадить ее, неожиданно она поддалась, и, вылетев в коридор, Хожанов оказался в объятиях двух могучих милиционеров. Он еще успел встретиться с ними взглядом по очереди, медленно, и их профессионально-спокойные глаза убедили его лучше всяких слов: ни звука отныне, что бы там ни было. Ибо крышка западни захлопнулась…

А милиционеры что-то записывали, потом на этом листке по очереди расписались Виктор Сергеевич, весь фиолетовый, похожий на вурдалака, и Агния Львовна; Хожанов успел даже сообразить, что это имя-отчество знакомо ему почему-то с самого детства. «Идемте, гражданин», — сурово предложил милиционер с лычками старшины, а второй аккуратно, почти нежно взял под руки. «Куда вы меня?» — «Заговорил… — удивился старшина. — В отделение милиции пока. Связать или обещаете идти хорошо?» Хожанов кивнул. «Ну и славненько! — Старшина даже обрадовался. — А то машины у нас нет, на задании машина, но здесь рядом, вы не утомитесь…»

Они встали справа и слева. «Вперед», — негромко скомандовал старшина, и двери закрылись.

Нелепость… Нелепость-нелепость-нелепость, билось в нем словно быстрый «тик-так». Ясно же: приведут в милицию, вызовут «психиатричку» и отправят надолго, если не навсегда. Все самые мрачные случаи пришли на ум, он понял, что выхода нет: вляпался, и, кажется, безвозвратно…

Между тем вышли за символические ворота и свернули в узкий проход между стеной кладбища и соседствующего с ним заводика, не было ни души вокруг, ни одного прохожего, и вдруг совсем простая мысль пришла в голову: эти славные ребята умеют «брать» хулиганов и алкоголиков, но вряд ли их мастерство идет дальше «комплекса внутренних дел» из шести позиций… Есть шанс уйти, по «психу» они стрелять не станут. Еще раз осмотрелся, воровски, краем глаза, будто кот, замысливший задавить сразу двух мышей (эти ассоциации из новейших телесказок мелькали уже не в сознании, а где-то там — неизвестно где…), — никого, совсем безлюдно, видимо, этот проход граждане старались без крайней нужды не использовать…

Теперь следовало мгновенно решить, как от них отделаться, — без травм, но надежно. Изготовился, всего лишь доля секунды отделяла от первого удара, и вдруг поймал краем глаза быстрый, как бросок змеи, взгляд младшего милиционера. Господи, да они ожидали нападения, они о нем знали, они хотели его! Но зачем, зачем?..

Да просто все: он нападет, а они, владеющие этим видом борьбы наверняка на самом высоком уровне, пришибут его, а потом доложат: пытался отнять оружие, возникла реальная угроза жизни, сотрудник в этом случае законно применяет всю силу, на какую способен, и не отвечает за последствия!

Или того лучше: оставят с переломанным позвоночником и уйдут. Так даже проще. Проще… Конечно же… Вон впереди поворот, вероятно, там еще более тихое место, и там они придушат его. Что же делать, что…

И Насти нет рядом. Как лихо она тогда нанесла неотразимый удар… Эх, Настя, Настя, не вовремя ты потерялась. Или сам потерялся, какая разница…

Поворот приближался, и вдруг Хожанов почувствовал, как в нем снова просыпается память мышц, позиций, ощущение противника. Неуловимые, незримые нюансы подсказали: нападение последует через секунду…

Была не была, терять больше нечего. Придержал шаг, они оказались чуть впереди, этого хватило, он нанес два молниеносных удара, оба рухнули без крика и стона. И лица у них стали умиротворенными, равнодушными даже. Наклонился, у младшего в кобуре черновато высвечивал табельный ПМ с запасной обоймой, у старшины кобура оказалась пустой. Поколебавшись, сунул пистолет и обойму в карман: теперь вырисовывался «чирик», не меньше, и поэтому плевать на все и всех, дело сделано (откуда только жаргон выплеснулся? Из темных глубин подсознания, не иначе…).

Еще раз наклонился, прислушался. Сердце старшины билось неровно, замирая, у второго пульса почти не было. О господи, не умерли бы… Не десять лет тогда. Вышка. И вообще: зачем он сделал это? Зачем? Что показалось, что заставило? А если ничего и не было? Воображение одно? И вели его не по поручению, а просто так, по недоразумению?

…Как наяву увидел он фиолетовое лицо Виктора Сергеевича и улыбнулся: нет, ребята… Нет. От духоты и голода чернилами себя не поливают. И милиция на подобные «происшествия» мгновенно не является — если, конечно, по случаю не оказалась рядом. Нет. Все правильно, хотя и вне закона, полностью вне…

Но ведь не помог бы закон, он ведь только в многосерийных фильмах действует сурово и неотвратимо. А здесь жизнь, увы, пошлая и подлая.

Он побежал, конец кривоколенного переулка обозначился двумя гаражами, около них возился с автомобилем старик профессорского вида. «Мне нужна милиция! — крикнул Хожанов. — Где здесь милиция?» — «Милиция? — переспросил недоуменно профессор. — Друг мой, она как раз в той стороне, из которой вы идете. А что случилось?»

Хожанов не ответил. «В той стороне…» Все стало на свои места — сурово и бесповоротно.

Следовало найти Настю; ведь глупо бегать в поисках могилы коллекционера одному, он двинулся вдоль кладбищенского забора, должна же здесь быть дыра? Шагов через двадцать увидел поваленные столбы и следы гусениц, здесь развернулся бульдозер и выворотил целую секцию.

На краю кладбища памятники были скромнее — кресты, сваренные из водопроводных труб, прессованные из бетона бордюры с осевшей внутри землей, деревянные обелиски. Определив направление, двинулся через могилы, напролом, ноги и руки жгла крапива, модные австрийские туфли (последний подарок любимой на день рождения) покрылись липкой глиной, наконец выбрался на узенькую дорожку и еще через несколько шагов уткнулся в свеженасыпанный холмик с крестом и надписью. С большой фотографии смотрел печальными глазами коллекционер Павел Петрович — тот самый, вот ведь незадача… Ах, Хожанов, Хожанов, так добивался, так стремился, во все тяжкие пустился, срок себе навесил, а он — вот, пожалуйста, Шорин Павел Петрович, родился в 1925 и умер три дня назад, теперь его установить по ЦАБу — раз плюнуть….

Ну что ж, сразу и начнем.

Могила никуда не денется, а и денется — облик и фамилия с именем-отчеством врезалась в память навсегда, начинать же без Насти — жизнь показывает — глупо и опасно. Значит — найти Настю, она, бедняжка, ждет, поди, у ворот кладбища…

Но до ворот он не добрался. Усталость навалилась, пригнула, сразу захотелось сесть, все равно куда, лишь бы расслабились сведенные судорогой мышцы и отпустили тиски, сжавшие голову широким обручем, железной маской — зло, резко, больно…

Он почувствовал, что засыпает, потом усталость прошла и сонливость исчезла — что за странности, что за перепады настроения и состояния? Он вдруг увидел прямо перед глазами ржавую табличку с текстом, какая-то женская фамилия и имя-отчество, — редкие, трудно произносимые, прямо наваждение какое-то, везет же… Да ведь это теща — сухонькая, маленькая женщина с вечно суетящимися руками, перемазанными в тесте, и вот замелькала тяпка в корыте с мясом и трудно узнаваемый голос тестя произнес: «Солёно уже, хватит, я думаю». Да они никак пельмени стряпают?

Стоп, стоп, стоп… Как же так? Два часа ходили у подножия Голого камня, искали могилу тестя, любимая заплакала, нет могилы, как сквозь землю провалилась…